Мои зимние детские воспоминания.
У меня очень много ярких детских воспоминаний
Мать всегда удивлялась – я не должна этого помнить, а я помню.
Я помню, что мне год, зима, сугробы много выше меня ростом, а папа ведёт меня за шарф, потому что ходить в валенках и неподъёмной цигейковой шубе я ещё не умею.
В цигейке, по-моему, вообще можно было принимать только два положения – стоять, как поставили, или лежать, как упала. Или как положили – ну, это уже на санки.
У меня так и не получилось складываться вдвое в этом цигейковом чудовище, чтобы ехать сидя, я лежала, запрокинув голову в чёрное зимнее небо (а в чёрное, потому что раннее утро и поздний вечер, и мы скрипим санками в сторону детского сада) и в рот мне падал снег.
А ещё интересно свесить голову совсем назад, за спинку, чтоб люди наоборот, и собаки наоборот, и дома прямо из неба вверх ногами.
«Не крутись!» – это значит, что сегодня в извозчиках мать
Не крутись, не ешь снег, подбери варежки, что у тебя вечно всё не как у людей.
Конечно, мамуля, конечно-конечно, но ведь у меня ещё будет прогулка днём сотоварищи, ага?
И уж там я наемся снегу до зелёных соплей! И качели железные оближу, хотя знаю прекрасно, что прилипну, и располосую губу, и наглотаюсь кровавой меди. Обязательно промочу варежки, и потеряю галошу с валенка, и… только об этом ты узнаешь только вечером, милая моя мама, и всё веселье пройдёт мимо тебя, а что будет потом – неважно.
Важен момент, мам…
Ты просто забыла, как восхитительна сосулька, отломанная с перекрестий детсадовской веранды. Как умопомрачителен её вкус – талая вода, немножко дерева, немножко краски.
А ещё я побью Вовку Морозова лопаткой, а он побьет меня, и после обеда вместо сна нас разведут по разным углам, и будет нам счастье.
Папа возит по-другому
Папа рассказывает про стройку и про то, что скоро мы тоже обязательно уедем в новый дом. Он показывает ковш Большой Медведицы и Кассиопею.
Папа ничуть не против того, чтобы я ехала, свесив голову хоть под самые полозья. Папа знает, что я ненавижу свою синюю шапку – она из крашеной собачьей шерсти, а собак я люблю.
Ему можно показать боевое ранение на губе от всё тех же качелей, и он не скажет «бестолочь», как непременно сказала бы мама. Он скажет – ну что ж ты так, дочь моя замечательная.
И просто потому, что я такая замечательная дочь, я готова попробовать на вкус все качели в округе.
Брат возит быстро
Ему не до меня, он подросток.
Люди и витрины мелькают с бешеной скоростью, я кручу головой во все стороны, как китайский болванчик – увидеть, запомнить, рассказать бабушке.
Санки заносит на поворотах – братец торопится в школу.
Он так торопится, что я даже не успеваю рассмотреть, как работает чудесный горшочек в витрине пельменной – там клубится пар. Я понятия не имею, каким волшебством это делается и всегда долго провожаю пельменную взглядом – завораживает.
Когда воспоминания о детстве обступают меня плотным кольцом, можно даже в календарь не заглядывать
Новый год близко, чудес хочется…
Только жалко, что ни маму, ни папу Дед Мороз нам с братом принести обратно не сможет…
Еще по теме:
«Деревянный самокат – мечта каждого советского мальчишки»
